Прямо на глазах турки валились снопами, но места павших тут же занимали другие, такие же свирепые. Он дослал затвор, потянул за спусковой крючок — сухо щелкнуло, без выстрела. Царевич похолодел — патроны кончились, теперь врага не остановить.
Но вместо страха в душе появилось отчаянное веселье, оно забурлило и выплеснулось лихой решимостью — ну, что ж, нет пана, тогда пропал, но чтоб врагу тошно стало!
— Вперед, ребята! На штык бери нехристей!
Свой дикий крик Константин Петрович услышал словно со стороны и не узнал собственный голос. Но его руки одним движением уже примкнули длинную, свыше десяти вершков, остро заточенную полоску стали, заигравшую на солнце огненными бликами.
И еще он увидел, как рядом с ним встают, ощетинившись такими же острыми штыками, с отчаянными глазами и ожесточившимися лицами, русские солдаты — в изорванных мундирах, окровавленные, но не побежденные. Таких еще можно свалить на землю, но победить их уже нельзя…
Стокгольм
— Эта сволочь еще хуже своего братца!
Посол России в Швеции граф Семен Романович Воронцов, еще крепкий телом мужчина, но с обильной сединой в волосах, с тяжелым вздохом опустился в дубовое кресло.
Последние две недели он провел в лихорадочной деятельности — с началом войны с Турцией по Стокгольму стали ходить очень неприятные слухи о том, что пора бы Швеции воспользоваться удачным моментом и вернуть свое исконное балтийское наследие — ливонские земли с городами Ригой и Ревелем. Нехорошие такие разговорчики пошли, словно с одного источника, уж больно похожи. Семен Романович с ног сбился, расшевелил всю свою многочисленную агентуру и недавно узнал, откуда ноги растут, вернее, языки. А вели они прямиком к королевскому дворцу, к его величеству Карлу, под несчастливым (хотя это с какой стороны посмотреть) тринадцатым номером…
Швеция, потерявшая свое могущество в ходе Северной войны, находилась тогда под скипетром Карла XII, легендарного воителя, павшего в конце концов при осаде норвежской крепости, причем, судя по всему, от пули, что была выпущена из шведских траншей.
Попытку реванша в Стокгольме предприняли через двадцать лет после подписания Ништадтского мира. Вот только эта война для них закончилась ничем, только деньги зря на ветер выбросили. После чего более чем на полсотни лет наступила тишина. Даже четырнадцать лет назад, когда русские с турками сцепились в очередной раз, шведы остались безучастными к призывам Англии, подкрепленным звоном презренного металла, ударить по восточному соседу.
Но потомкам викингов тогда было не до войны — неожиданно скончался молодой король Густав III, не оставив наследника. Как подозревали многие, короля вульгарно отравили, и не без помощи его брата Карла, герцога Зюдерманландского. Но разговоры вскоре затихли, ибо новый король оказался крутоват, да к тому же из тех мерзавцев, что любое соглашение считали клочком бумаги.
— Нет, ну каков сукин сын!
Воронцов чуть не сплюнул, хотя долгая дипломатическая карьера отучила его от брезгливости. Но тут дела пошли крайне нехорошие — еще за год до воцарения кронпринц женился на юной цесаревне Елизавете, дочери Петра Федоровича.
Шведское общество восприняло этот брак благосклонно — давняя распря с русскими получила благополучное разрешение, хотя споры между дворянством, затаенно мечтающем о реванше, и третьим сословием, что с восторгом приняло чрезвычайное оживление торговли с Россией, причем беспошлинное, продолжались.
Но уже без прежнего ожесточения — и «шляпы», и «колпаки» (а так называли этих противников) умели подсчитывать дивиденды, полученные от торговли с богатым соседом.
Дарданеллы
— Павел Александрович, турки идут!
Требовательный голос разбудил задремавшего в тени бригадира, и тот резко вскинулся с барабана, на котором сидел, прислонив голову к зарядному ящику. Потер ладонью лицо, прогоняя липкий налет столь желанного сна, ведь последние три дня он даже не спал, а так, чуть-чуть, как говорят сами русские, урывками…
Спать, спать и спать!
Этого яростно требовало тело, но воля, собранная в железный кулак, безжалостно победила, доказав примат духа над плотью. За эти семь дней маленький офицер осунулся, почернел лицом, но внутри царило ликование — он добился яркой победы, и теперь его имя войдет в историю. И пусть завидуют другие! Но первым русским, вставшим твердою ногою на берегу и преградившим путь в Дарданеллы, легендарный греческий Геллеспонт, стал именно он!
— Ал-ла!
Порыв горячего восточного ветра донес до него знакомые крики — османы лихорадочно суетились на порядочном расстоянии, но на приступ не шли. Слишком кровавым оказался данный им урок — русские стрелки выкашивали турецких аскеров с запредельного расстояния для ответной стрельбы. И не из гладкоствольных ружей, что едва стреляли на три сотни шагов, а из небольших пушек, бивших втрое дальше.
Именно на артиллерию рассчитывали эти воины в тюрбанах и узорных шальварах, и тем горше для них было узнать, что нарезные ружья гяуров легко добивают на тысячу шагов. И орудийная прислуга на гладком, как стол, поле расстреливалась русскими солдатами намного быстрее, чем успевала зарядить свои пушки. Хотя трудились турецкие канониры с изрядной сноровкой и поспешностью.
Бригадир любил войну всем сердцем, как ни странно звучит для этого зачастую кровавого ремесла, — по карьере военного он пошел с самого детства. Трудности на тернистом пути бога войны Марса были не просто огромные, а почти непреодолимые.